Прилетев из Ленинграда в Тбилиси всего на три дня, знаменитый итальянский артист вскоре передумал и заявил, что хочет остаться здесь навсегда! В марте 1988 года он ступил на гостеприимную землю Тбилиси, журналисты пока еще советской республики устроили настоящую гонку, чтобы взять интервью у заморской кинозвезды. Первой «доступ к телу» получила газета «Молодежь Грузии». На встречу с маэстро явились сразу два юных работника пера — Халатян и Елигулашвили. «О боже мой! — на чистейшем итальянском воскликнул Марчелло Мастроянни и так картинно воздел руки к небу, что его собеседникам показалось, будто он произнес эту сакральную формулу по-грузински. — Вас еще и двое? Как будто одного мучителя на мою бедную голову не хватило бы. Я в Тбилиси только два дня. Но мне уже кажется, что здесь три миллиона журналистов». Затем, сменив гнев на милость, Мастроянни воздал хвалу местным традициям, и в особенности — грузинскому хлебосольству: «Я два дня ощущал себя рождественским гусем, которого откармливают на убой. Еще неделька такой жизни, и я бы куда-нибудь спрятался. Просто ненадолго отдохнуть». А в интервью газете «Заря Востока» артист признался, что очень многое в Грузии напоминает ему родную Италию. Правда, и люди, и погода здесь «гораздо более теплые», что располагает к созданию хороших фильмов. «На каждом шагу я окружен всеобщим вниманием, — то ли радовался, то ли огорчался Мастроянни. — Причем свои эмоции у вас выражают с таким темпераментом, который можно наблюдать разве что у итальянцев. Вообще грузины и итальянцы, как выяснилось, во многом похожи. Знаете, отдельных людей, обладающих чувством юмора, можно встретить везде. Но чтобы юмор, ирония, умение подшучивать над всем, в том числе в первую очередь и над собой, были в чертах общенационального характера — это большая редкость. И это прекрасно!» Однако трехдневный «бросок» из пасмурного Ленинграда, где в это время Мастроянни снимался в фильме Никиты Михалкова «Очи черные», в солнечный Тбилиси имел вполне определенную цель. В приватном разговоре с кинорежиссером Ираклием Квирикадзе Мастроянни признался, что приехал в Тбилиси, чтобы увидеться с режиссером Параджановым. Квирикадзе не удивился. Сергей Параджанов — фантастическая личность, опальный гений. Казалось бы, можно было заявиться в гости к такому хозяину без всякого предупреждения. Но сценарист Квирикадзе решил перестраховаться и соблюсти все правила этикета. Мартовским утром Ираклий вошел в полутемную комнату, где на узкой кровати сидел в кальсонах Сергей Параджанов . — В Тбилиси приехал Марчелло Мастроянни! — без долгих предисловий начал Квирикадзе. — На три дня! Хочет повидать тебя! Параджанов посмотрел на Ираклия тусклым взглядом: — Кто такой? — Как, кто такой? Мастроянни! «Восемь с половиной» смотрел? — Как ты сказал, Мастроне? Как его фамилия? Конечно, это был очередной спектакль. Ночью Квирикадзе вел Марчелло Мастроянни с переводчицей к дому Параджанова. Окна были абсолютно темными. С остановившимся сердцем Ираклий толкнул дверь — она со скрипом открылась. Троица шагнула в черный проем, во мрак неизвестности. И тут в комнате вспыхнул яркий свет! Сергей ждал дорогих гостей, накрыв роскошный стол и созвав своих друзей — человек тридцать. Здесь были художник, терщик тбилисской бани, архитектор, суфлер оперы, парторг киностудии «Грузия-фильм», скупщик бриллиантов, врач, парикмахер... Параджанов в эту ночь превзошел сам себя: стены дома могли обрушиться от хохота. Скоро переводчица была уже не нужна — ведь талант понятен на любом языке. В четыре часа утра Параджанов пошел провожать Мастроянни по улице Котэ Месхи. Около старого тбилисского дома Сергей остановился под низеньким балконом. Шоу продолжалось. В очерке «Параджаниада» Ираклий Квирикадзе воспроизводит уморительный диалог, состоявшийся между двумя киногениями: — Марчелло, здесь живет твоя любовь. Она всю жизнь ждет только тебя, Марчелло Мастроянни. -Моя любовь? — переспросил Марчелло. -Ее звать Шушанна. Она девственница… Ей семьдесят четыре года! -Марчелло с ужасом посмотрел на Параджанова: -Семьдесят четыре? -Она хранила себя для тебя! Всю жизнь! И ты приехал! Параджанов подставил к балкону бамбуковую лестницу, найденную во дворе, и поднялся по ней. Марчелло как загипнотизированный последовал за новым другом. Они оказались в спальне. Лунный свет освещал кровать, на которой спала пышнотелая Шушанна. Мастроянни вспомнил огромную Сарагину из фильма Феллини «Восемь с половиной»: за несколько монеток, которые ей дают мальчишки из католического колледжа, великанша танцует перед ними румбу на морском берегу, потрясает могучими бедрами, показывает необъятный зад. Они подошли к кровати. Наклонившись, Сергей зашептал: — Шушанна, ты все спишь? Так и мечту проспишь! Открой глаза, детка! Старая двухсоткилограммовая женщина открыла глаза, узнала Сергея и спросила: -Что на этот раз тебе надо, осел? — О чем, Шушанна, ты мечтаешь? Ты любишь Мастроянни? -Мастроянни? Да... -Вот он! Бери его! С этими словами Сергей без всякого почтения наклонил Марчелло и утопил его в огромных Шушанниных грудях. Шушанна усомнилась: -Настоящий? -Марчелло улыбался ей. Игра ему нравилась, но он чувствовал себя немного неловко. Однако сумел сказать по-русски: -Шушанна, я лублу тебе! Вглядевшись в лицо мужчины, Шумана вдруг поняла, что это настоящий Мастроянни. Она завопила и прижала его голову к пылающей груди. Параджанов закрыл дверь спальни и, оказавшись на балконе, закричал, как средневековый глашатай: -Шушанна Казарян теряет свою девственность! Я вынесу ее простыню. -В общем смехе он не закончил фразу. Восторженные крики разбуженных соседей подняли весь Сололакский квартал. На узкую улочку стали стекаться люди с бутылками вина, сыром и зеленью. Соорудили длинный стол и снова затеяли пиршество. -При свете тающей луны Марчелло слушал грузинское многоголосье, обнимал двух дородных пожилых соседок — своих беззаветных фанаток, купался в волнах народной любви и чувствовал себя счастливым. Он кричал: «В задницу все «Оскары»! Требую политического убежища! Остаюсь жить в Тбилиси!» -Кто бы мог теперь представить, что всего сутки назад он был смертельно подавлен известием из Лос-Анджелеса: его номинация на «Оскар» провалилась. -А Параджанов продолжал фонтанировать новыми экспромтами. Переводчица за ним не поспевала, но Марчелло все равно хохотал до слез. .Хохотали и стукачи, и кагэбэшники, сидевшие за общим столом, — без них не обходилось ни одно параджановское застолье, — рассказывает Квирикадзе. — Сейчас я подумал: вот бы им тогда записать все его байки и фантастические импровизации на диктофон. Неоценимую они оказали бы услугу нашей культуре. Расшифровав их, можно было бы издать «Новый Декамерон», не менее мудрый и смешной, чем творение Боккаччо». Уик-энд закончился, гости разошлись. Мастроянни вернулся в Италию, Параджанов — в свой домик у подножия Святой горы. Какой все-таки отличный фильм придумали и разыграли эти двое — без гримеров, костюмеров и изнурительных репетиций! Жаль только, некому было вовремя крикнуть слово «Мотор!».
